в том числе центрального боя. У нас трудится более пятнадцати тысяч мастеровых. Наши рабочие имеют особый статус, многие старшие оружейные мастера изготавливают оружие для Императорского двора. Это произведения искусства, смею заверить Вас! Такие художественные экземпляры в качестве подарков Его Императорского величества расходятся по Европе. Многие корпуса реконструированы. У нас имеются две паровые машины, на которые выведено более ста станков. Сейчас мы занимаемся разработкой совершенно новой винтовки для нужд нашей армии. При производстве функционирует оружейная школа, обучающая оружейных мастеров для нужд частей войск. При необходимости, я дам указание познакомить вас с начальником школы, генералом Страховым. Не помешает знакомство и с начальником инструментальной мастерской, Сергеем Ивановичем Мосиным. Все это я рассказываю для того, чтобы вы понимали серьезность и масштабы наших дел. И необходимость нашего завода для государства Российского. Вы ранее знали об этом? – уточнил, Василий Николаевич.

– Я догадывался! Кто же в России не слышал о Тульском оружейном заводе. Но такой информации, конечно, не имел, – скромно ответил Евграф.

– Но это еще не все! Сейчас я расскажу вам то, что является секретом. Это известно только малому кругу лиц! И не только на заводе, но и в России! Если вы согласны, то придется подписать документ о неразглашении государственной тайны. В случае ее разглашения будете подвергнуты уголовному наказанию. Информация очень важна и очень секретная!

«Это уже опасно. В сферу высоких государственных интересов вторгаться не хотелось. Но выхода нет», – подумал Евграф.

Помощник по особым поручениям, положил на стол заранее приготовленный документ, расписку о недопущении государственной измены. На документе имелись гербы России, степень важности и печать оружейного завода. В нем излагалось следующее: «Мне, подписавшемуся под данным документом, известны Уложения Российской Империи о наказаниях уголовных и исправительных. Разделы: «О преступлениях государственных», «О государственной измене и преступлениях против народного права». Мне известно, что Государственной изменой признаётся: «Умышленное предательство государства или какой-либо части оного, другому государю или правительству. Возбуждение подданным Российским, иностранной державы к войне или иным неприязненным действиям против России. Сообщение, с этим же намерением, государственные тайны иностранному правительству. Способствование неприятелю, в военных или других враждебных, против отечества или союзников России, действиях:

– через явное участие в таких действиях; советом, открытием тайны, сообщением иных каких-либо сведений о расположении и движении войск, о состоянии армии, о средствах нападения или обороне, оказание помощи неприятельским лазутчикам (шпионам);

– препятствование успехам Российского оружия или союзников России;

Мне известны наказания за государственную измену, заключающиеся в лишении всех прав состояния и смертной казни, конфискация всего родового и благоприобретенного имуществ, заключении в тюрьмах и на каторгах согласно степени преступления. Я согласен с условиями и принимаю их в здравом уме и памяти. Подписка дана в присутствии генерала от артиллерии Бестужева, начальника Императорского тульского оружейного завода».

Текст расписки, которую представил после слов генерала его помощник, был очень серьёзен. Он грозил крахом всех надежд в случае любой ошибки в ходе розыска. Весёлость и простота помощника по особым поручениям исчезла, как только он приступил к исполнению служебных обязанностей.

Евграф подумал и о помощнике, и о ситуации: «Не прост малый, службу знает! Хитёр, дружба-дружбой, а служба-службой! Если что-то не получится, или невольно секреты будут утеряны при розыске, никто станет разбираться – кто виноват? Обвинят не генерала Бестужева, а меня! Да, попал из огня, да в полымя! Молодец господин Струков, удружил, так удружил! Но деваться некуда, от моего решения ничего не зависит, откажусь – останусь без должности и положения в обществе. Рискнём!».

Евграф ещё раз внимательно посмотрел на документ. Подумал и медленно подписал, заполнив пустые графы своей фамилией, чином и должностью. С этим разделом «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» Российской Империи он был уже знаком в Санкт-Петербурге, когда подвергал допросу бунтовщиков и цареубийц из Народной Воли. Там им в вину предъявлялось нарушение уложения по отделению первому: «О преступлениях против священной Особы Государя Императора и Членов Императорского Дома». Теперь вот приходится самому подписывать расписку по отделению второму, которое по тяжести оснований к обвинениям не легче предыдущего. Увидев подписанную расписку, генерал повеселел и сразу перешёл к делу.

– Прикажите принести самовар, Петр Владимирович. Я распорядился, чтобы он был готов к вашему приезду. Посидим по-дружески, без чинов и званий. Дело общее, государственное, – приказал генерал.

Пётр удалился для выполнения распоряжения. Генерал продолжил свою речь: «Завод активно сотрудничает с Военным Министерством, Военной Разведкой и Министерством Иностранных дел. Несмотря на то, что после 1863 года министерство иностранных дел перестало быть основным звеном в изучении новых изобретений, открытий по военной части, производства и мануфактур в других государствах, тем не менее оно активно продолжает работать в данной области».

Генерал замолчал и сделал паузу, ожидая помощника с чаем. Пётр, внес в кабинет три чайных прибора, заварник для чая, небывалый по художественному исполнению самовар и коробку конфет под названием: «Утиные носы». Самовар был чудный, миниатюрный, литра на три. Евграф с удивлением посмотрел на самовар и конфеты, вспомнив купе вагона.

– Александр, старший из Боташевых, на именины подарил! Действительно красоты необыкновенной, мельхиоровый, а чай в нем необычный, сказочный! Самовары у нас в Туле под каждым кустом делают! В Барсуках, на Осиновой горе, почти в каждом селе по округе в двадцать верст. Чтобы хороший самовар сделать надо двенадцать операций провести. Баташев самый знатный самоварщик, более десяти фабрик самоварных держит. А конфеты эти я очень люблю, с любой оказией из Москвы выписываю. Иногда друзья привозят, зная это, – сказал Бестужев, видя удивление Тулина.

Помощник налил всем чаю, открыл конфеты, присел рядом за стол. Было видно, что в этом кабинете он свой. Хозяин кабинета медленно отпил чай, наступила пауза.

«Этот чиновник по особым поручениям, пользуется уважением генерала. Свой в этом кабинете», – отметил в своих мыслях, Евграф, внимательно наблюдая за действиями генерала Бестужева и Брежнёва.

– Продолжим? Если вы, Евграф Михайлович, не против! По ходу разговора будем наслаждаться чаем и конфетами. Пока есть возможность. А то вскорости, если мы не решим одну серьёзную загадку, то все вместе будем пить чай из кедровых шишек, в Сибири! – отпив чаю, сказал Бестужев, нисколько не улыбнувшись.

– Вы военного министра, Петра Семёновича Ванновского не знаете?

– Не имею чести быть представленным, – ответил Евграф.

– Он недавно назначен военным министром. С момента вхождения на престол нашего государя Александра III. В своё время был начальником штаба у государя на Турецкой войне, когда тот командовал отрядом и был ещё великим князем. Пётр Семёнович, человек жёсткий и весьма требовательный, властный. Своих приказов никогда не отменяет, а за нарушения и просчёты карает, не считаясь с чинами и званиями.

Помолчав некоторое время, Василий Николаевич продолжил разговор: «Так вот, неделю назад, специальный курьер привез из Санкт-Петербурга, из канцелярии военного министерства, пакет с чертежами нового вида оружия! Это пулемёт, который не требует ручной перезарядки и имеет высокую скорострельность. До шестисот выстрелов в минуту. Стреляет винтовочными патронами. Лично управляющий военным министерством, генерал – адъютант Петр Семенович Ванновский, наложил резолюцию. Суть её в том, чтобы изучить данный материал и доложить в трехмесячный срок о возможности применения. У нас была информация, что подобной работой занимается в Америке изобретатель Хайрем Стивенсон Максим. Я не знаю и знать не желаю, как в руки военной коллегии попали эти чертежи и описания пулемета. Но знаю и другое, что в Европе подобного оружия еще нет! У нас данные чертежи хранились в черной комнате. Так называется специальное помещение для хранения совершенно тайных секретов и информации, документов особой важности. Они исчезли, вернее сгорели вместе с другими документами».

Бестужев отпил чай и посмотрев на удивленное лицо сыщика, внезапно встал и начал нервно ходить по кабинету. Подошёл к окну, некоторое время смотрел на улицу, затем сказал: «Продолжим, господа. Если у вас Евграф Михайлович будут вопросы по ходу моего рассказа, задавайте, не стесняйтесь! Разрешаю, для пользы дела и расследования. Так вот, данное небольшое